Л.Н.Гинзбург   об   Э.Г. Гилельсе

 

(Газетная публикация под заголовком: «Искусство, вечное, как жизнь», вероятно, в «Вечерней Одессе» (январь 1987). Годы жизни Э.Г. Гилельса 1916-1985).

От редакции: «Сейчас в издательстве «Советский ком­позитор» готовится сборник «Эмиль Гилельс. Искусство. Встречи. Высказыва­ния. Воспоминания». Материал, подго­товленный для этой книги Людмилой На­умовной ГИНЗБУРГ, мы предлагаем сегод­ня нашим читателям».

 

Трудно, противоестествен­но думать об Эмиле Гиле­льсе, писать о нем, как об ушедшем из жизни челове­ке, артисте...

Весь облик Эмиля Гри­горьевича, его характер, главные свойства натуры, его исполнительское искус­ство были синонимом жиз­ни.

Неповторимая интенсив­ность, властность и энергия ритма Э. Гилельса. красота звуковой палитры и горя­чее дыхание его могучей ар­тистической воли, казалось, всесильны, вечны, как жизнь.

Мне довелось узнать Эми­ля Григорьевича (тогда про­сто Милю в студенческие го­лы – учились на одном ку­рсе в Одесской консервато­рии.

Уже в 14–15-летнем воз­расте он отличался удиви­тельной преданностью му­зыке, целеустремленностью и серьезностью в работе над программами. Б. М. Рейнгбальд – профессор Одес­ской консерватории, гото­вя его к ответственным вы­ступлениям, включала в обычные студенческие за­крытые концерты выступ­ления своего ученика, что­бы выверить все детали ис­полнения, на эстраде обы­грать и закрепить найденную в процессе работы ин­терпретацию того или иного произведения. С какой по­разительной тщательностью и высокой профессиональ­ной требовательностью от­носились к этой работе Б. М. Рейнгбальд и ее уче­ник!

Мы, студенты, слушали выступления Эмиля. Мало того. Нам разрешалось при­сутствовать на обсуждения кафедрой этих концертов, и мы были свидетелями спо­ров, несогласия с той или иной интерпретацией, кри­тических высказываний по поводу выбора программы, особенностей игры студента и т. д.

Мне, в частности, было поручено вести протоколы кафедры, этих обсуждений. Ответственным секретарем кафедры была Б. М. Рейнгбальд. Эти встречи с коллек­тивом педагогов, творчес­кие споры очень обогащали и развивали студентов, объ­единяли увлекали нас.

Наряду с известной зре­лостью и сосредоточенностью в Эмиле проявлялись и свой­ственные возрасту мальчи­шеское озорство, и, хотя он был немногословен, большое чувство юмора.

Не забыть мне, как весе­лились мы когда Эмиль за роялем демонстрировал мане­ру игры своих товарищей – юношей и девушек нашего курса, в том числе и своего друга, талантливого В. По­тапова, который увлекался музыкой С. Прокофьева, играл «мимолетности», и ему не удавались виртуозные эпизоды. Эмиль демонстри­ровал, какими жестами и мимикой сопровождалась эта игра. (Впоследствии Вл. По­тапов станет доктором ма­тематических наук).

В этих способностях им­итатора Эмиль не знал ра­вных. Немало юмористиче­ских сценок было связано с тем. что, серьезно и много занимаясь музыкой, Эмиль не всегда успевал посещать лекции, а их было немало. Причем, проходили они ве­чером, а днем проводились экскурсии. Например, изу­чение «Индустриального производства», которое бы­ло в нашем учебном плане, требовало посещения заво­дов; а «Социальная гигиена» – медицинских учреж­дений и т. п.

За пропуски занятий Эмиль получал выговоры от дирекции, доходило до ис­ключения его из состава сту­дентов. Это, естественно, вы­зывало огорчения, но и не­мало противоречивых со­бытий, так как все. включая директора консерватории, до­брого, прекрасного человека Г. А. Канделя. знали, что в своей профессии он был лу­чшим студентом, трудолю­бивым и целеустремленным. Побеждали любовь к му­зыке и труд! И когда в Кие­ве, в 1932 году, комиссия прослушала вне конкурса Эмиля и назначила ему пер­сональную стипендию. он получил право на свободное посещение общеобразовате­льного цикла лекций.

В этот же период при­езжавший в Одессу с концер­тами профессор Г. Г.' Нейгауз услышал игру юною Гилельса. Родилась мечта уехать в Москву. И вот они вдвоем с профессором Б. М. Рейнгбальд едут в Москву для решения вопроса о пере­воде его в Московскую кон­серваторию.

Ясно помню, как по возвращении, в перерыве меж­ду лекциями, сидя за роя­лем (в нашем нынешнем 8-м классе), Эмиль расска­зывал мне, что в Москве со­стоится в 1933 году Все­союзный конкурс молоды к исполнителей, и Б. М. Рейнг­бальд решила готовить его на этот конкурс от Одес­ской консерватории. Поэто­му он остается в Одессе. В городе ценили, поддерживали, учили и верили в его та­лант не только учителя и товарищи, но и многие слу­шатели и поклонники.

Вскоре в Одессу приехал на гастроли знаменитый пи­анист Артур Рубинштейн. Наши профессора М. М. Старкова и В. М. Рейнг­бальд пригласили его в кон­серваторию. Игра Эмиля вызвала восторг прослав­ленного пианиста. Это ук­репило его веру в свои силы. И когда состоялся отбор на всесоюзный конкурс – его выступление стало событием в городе. Мы, его соученики, решили поехать в Моск­ву слушать конкурс и «бо­леть» за Эмиля. Нашими студенческими силами орга­низовали 3 платных концер­та в зале консерватории, ко­торые дали возможность всем желающим совершить эту поездку.

Триумф Эмиля Гилель­са, нашего земляка, прев­зошел все ожидания. Мы гордились им, нашей Одес­ской консерваторией. Это были незабываемые дни: Мо­сква, признание нашего то­варища – знаменитыми профессорами Московской консерватории.

Грандиозным был арти­стический успех Эмиля у слушателей, переполнивших Большой зал Москов­ской консерватории.

Не могу не сказать об удивительной прозорливос­ти Б. М. Рейнгбальд в подборе репертуара для сво­его выдающегося ученика.

Теперь, имея большой пе­дагогический опыт, я осо­бенно высоко это оцениваю. Он играл тогда редко ис­полняемую фугу из скрипичной сонаты Баха в транск­рипции Ф. Бузони, Вариа­ции Брамса на тему Генде­ля, пьесы Рамо, Токкату Равеля и Фантазию Ф. Ли­ста на темы оперы Моцарта «Свадьба Фигаро».

Каким педагогическим да­ром проникновения в харак­тер и особенности ученика надо было обладать, чтоб так безошибочно выбрать кон­курсную программу, выя­вившею наиболее сильные стороны дарования юного Гилельса!

Это был и педагогический триумф. Эмиль Григорьевич через всю жизнь пронес лю­бовь и благодарные чувст­ва к Б. М. Рейнгбальд и к Одесской консерватории, где хранится его портрет с надписью «Дорогой Одес­ской консерватории, вослитавшей меня (1963 г.)». В 1947 году он установил па­мятник на могиле профессора Одесской консерватории Б. М. Рейнгбальд с надписью «Учителю – дру­гу».

Гилельс никогда не забы­вал своих первых учителей в Одессе – Я. Ткача и Б. М. Рейнгбальд, которые открыли перед ним чудо му­зыкального искусства и про­ложили путь в будущее. Он любил свой родной город. Побывав впервые в Париже, он говорил мне, что с особой остротой почувствовал, как хороша Одесса, и он счаст­лив, что в детстве и юности он был окружен красотой природы и архитектуры Одессы, южным воздухом, напоенным поэзией и музы­кой, людьми, которые ок­рыляли его, горячо и иск­ренне поддерживали в нем веру в себя, помогали во всем. Со многими старыми друзьями он постоянно под­держивал связь. В частности, у нас с ним сохранялись простые, доверительные отно­шения всю жизнь. И тогда, когда я жила в Москве, – училась в аспирантуре, не­много помогая ему в педаго­гической работе, и позже, когда я стала преподавать в Одесской консерватории. Постоянно получала от него ве­сточки из гастрольных по­ездок, мы встречались в Мо­скве, когда я приезжала на его концерты (цикл концер­тов Бетховена с симфониче­ским оркестром). Послед­няя наша встреча в доме у Гилельсов в Москве на ули­це Горького была в период, когда Эмиль Григорьевич начал запись всех сонат Бетховена. Мы слушали сонату ре-мажор (пастораль­ную), которая еще требова­ла корректуры. Эмиль Гри­горьевич подробно рас­спрашивал, что я думаю об его интерпретации этой со­наты... Удивительным были его бесконечное стремление к совершенствованию, веч­ный поиск. Тронуло меня и его доверие ко мне, как к музыканту, и теплое отно­шение его семьи – жены Ляли Александровны и до­чери Елены.

Постоянство Эмиля Гри­горьевича в отношении к одесским друзьям, любовь к Одессе выразились и в том. что именно сюда он приехал отмечать пятидеся­тилетие своей творческой деятельности в 1979 году.

Он играл в зале своего любимого оперного театра, рядом с которым жил в студенческие годы (в Теат­ральном переулке, 4). Кон­церт этот стал волнующим событием. «Воодушевленная игра, захватывающая виртуозность сочетались с без­упречностью стиля и строго­стью вкуса», – писали га­зеты.

Слушатели с восторгом и гордостью, стоя, приветство­вали своего земляка, при­знанного во всем мире арти­ста. Героя Социалистичес­кого Труда, народного артис­та СССР, лауреата все­союзного и международных конкурсов, лауреата Ленин­ской и Государственной пре­мий, профессора.

Признание слушателей было завоевано им не звани­ями, которых он был удо­стоен, а той удивительной магией артистической личности, которой он обладал.